Смешные случаи из летнего лагеря. Страшные истории и мистические истории

ТРИДЦАТЬ ОСОБЫХ СИТУАЦИЙ, С КОТОРЫМИ МОЖНО СТОЛКНУТЬСЯ В ЛАГЕРЕ. СПОСОБЫ РАЗРЕШЕНИЯ ЭТИХ СИТУАЦИЙ.

В основном, лагерная жизнь протекает интенсивно, радостно, наполнено. Лагерь - это место, где собрано вместе много людей: взрослых и детей. Все такие разные, у каждого своя ситуация в семье, свой уникальный опыт. Поэтому в лагере случаются разные, в том числе и особые ситуации и вопросы, к которым лучше быть готовым заранее.

1. Энурез. Бывают в лагере такие дети, которые писают в кровать. Теоретически они не могут попасть в лагерь по медицинским показаниям, но практически это бывает на каждой смене. Зрелость детей в этом плане наступает в разном возрасте. Столкнувшись с такой ситуацией, вожатому главное сохранять спокойствие и принять это. самое важное - избавить ребенка от смущения и унижения сверстниками. Спокойно попросите ребенка снять постельное белье, свое собственное и заменить его. Возьмите у завхоза клеенку. Можно попросить ночную няню разбудить его около 24 часов, чтобы ребенок пописал. Позже этого времени почки работают в медленном режиме и мочи выделяется меньше. Как правило, этих мероприятий достаточно. В трудных случаях можно обратиться к врачу лагеря.

2. Грязнули. Дети обычно пачкаются во время игр и другой деятельности. Они пачкают лицо, руки, ноги, одежду. Многие из них приучены следить за чистотой тела и одежды. Некоторые нет. Чтобы дети не смеялись над ними, вожатый может помочь тем, что отводит регулярное время для туалета и напоминает детям об этой необходимости.

3. Воровство. Случается это практически на каждой смене. Когда обнаруживается, что ребенок украл что-то, с ним следует поговорить и указать на необходимость вернуть предмет с извинениями. Можно предложить ему поддержку и отправиться вместе с ним. при этом ваша роль - молчаливое физическое присутствие. В отряде это случилось, следует обсудить этот поступок. Руководите этим обсуждением Вы. Вы всего лишь констатируете факты: "Было украдено то-то, теперь это возвращено, хозяину принесены извинения. Такие события случаются, я не хотел(а) бы, чтобы они повторялись. Я прошу каждого из вас высказать, что вы чувствовали, узнав об этом". Выслушав ребят, сделайте вывод о том, что "это неприятная ситуация для всех тем, что она подрывает доверие друг к другу и, прежде всего, к конкретному лицу, кто это сделал. Так делать не стоит. Хочется верить, что таких ситуаций не будет".

Причем напомните детям, что администрация лагеря просит не привозить дорогие вещи, а деньги лучше отдать вожатому. Каждый человек сам несет ответственность за свои вещи, если же он этого не делает, он провоцирует некоторых людей на подобные поступки.

Бывает, что кто-то таскает у детей печенье и конфеты, если станет известно, кто, просто объясните ребенку, что лучше просить, а еще следить за своими желаниями.

4. Гиперактивность. Большинство детей активны. Гиперактивный ребенок импульсивен, невнимателен и излишне активен - бегает взад-вперед, редко занимается чем-то, задирается, постоянно убегает. Как правило, это защитная реакция снять тревогу. Роль вожатого заключается в том, чтобы защитить ребенка от его собственных действий, сделать так, чтобы он участвовал в обычной лагерной жизни. это требует значительного контроля, но контроль должен быть доверительным. Некоторые дети в таком состоянии требуют вмешательства специалистов. Вы можете привести его к психологу лагеря.

5. Тоска по дому. Часто встречаются дети, которые скучают по дому, родителям, друзьям, домашним животным. Они становятся плаксивы и падают духом. Один из способов, который позволит ребенку обрести друзей или забыть друзей, является занятие детей деятельностью (игры, отрядные дела, прогулки, походы и т.д.). Но бывает нелегко. Особенно в первые дни смены. Часто дети вспоминают о доме, когда они чувствуют себя неуспешными или изолированными, когда не реализованы из желания. В таком случае бывает достаточно поговорить с ребенком, помочь ему осознать, какое его желание не осуществилось и показать, как его можно достичь.

6. Плаксы. Плаксы чаще всего встречаются в начале смены среди младших. Основное объяснение их плача: "Хочу домой, к маме." Побудьте с ними немного, спокойно его послушайте, не отговаривайте, соглашайтесь с ним по принципу "Да, я тоже хочу домой и к маме". Если плачет и следующий день, пригласите его к психологу.

7. Суицидальное поведение. Бывает в лагере очень редко и чаще как демонстрация. Особое внимание имейте к детям с депрессивными формами поведения (не улыбается, отказ от всего, частые уходы). После разговора с таким ребенком обратитесь к психологу.

8. Дети рассказывают "ужасы" о своей жизненной ситуации. Слушайте эти рассказы и не пугайтесь. Постарайтесь сконцентрироваться на фактах. Часто подростки переоценивают, "накручивают" ситуацию. Помогите им снять эту "накрутку", концентрируясь на фактах, а не на эмоциях.

9. Какает в штаны. Встречаются такие случаи. Основная задача вожатого в таких случаях - предостеречь ребенка от насмешек и отвержения сверстников. В основном его отвергают, так как от него очень плохо пахнет. Просите его мыться, менять и стирать одежду. Это внесет определенные хлопоты, но другого пути нет.

10. Дети какают в душе. Случается такое, как правило, с младшими детьми. Из-за того, что, увлекшись, они не чувствуют или подавляют позыв, а сфинктеры прямой кишки не настолько еще сильны, чтобы справиться с массой и все выходит из ребенка. Лучше такие ситуации предотвратить - перед душем всех попросить сходить в туалет. После душа просмотрите все кабинки, и если где-то найдет следы пребывания ребенка, наедине с ним пригласите его убрать. Не ругайте его. Объясните, что такое бывает у детей. Помогите ему "сохранить лицо". А еще можно в душ брать горшок или администрации для мытья душевых выделить ставку туалетчика.

11. Сексуальное поведение. Старшие дети иногда находят лагерь местом, удобным для сексуального поведения. Особенно тем, что они находятся в постоянном контакте со сверстниками. Такое поведение может быть агрессивным, явным или скрытым. Не провоцируйте детей своим открытым поведением с партнером (объятия, поцелуи при всех). Важно говорить о сексе откровенно без морализации, чтобы показать детям приемлемые схемы поведения.

12. Оскорбления. Вожатый может заметить признаки плохого обращения с детьми. Например, синяки, шрамы, особенно в душе, или при осмотре. Плаксивость, депрессия. При таких ситуациях обращайтесь к психологу.

13. Химические отравления. Лагерь не изолирован от возможности приносить туда спиртные напитки, табак или наркотики для употребления или совместного использования. Во-первых, на территории лагеря строго запрещено всем, в том числе и вожатым, употреблять спиртные напитки, наркотики и курить. Делая это, Вы как бы провоцируете на это детей. Это можно делать в свободное от работы время и не на детской территории. Если Вы заметили детей в состоянии химического отравления, поговорите с ним. в зависимости от его состояния обратитесь к врачу или окажите ему помощь. Но не оставляйте их одних в таком состоянии. Важно Ваше физическое присутствие. Избегайте нотаций.

14. Вандализм. Когда личная или лагерная собственность уничтожается детьми, это признак более глубоких проблем. С детьми следует прямо обсудить это с тем, чтобы помочь им обрести понимание серьезных последствий такого поведения, а также их привлекают к участию в восстановлении и замене разрушенной собственности. Этот вопрос решает администрация лагеря. Задача вожатого - составить докладную записку по этому случаю.

15. Стресс. Современная жизнь вызывает массу стрессов, особенно у детей. Живущих в условиях мегаполиса. Они ведут поспешную жизнь. Если их торопить по часам, просить что-то сделать за короткое время, все это приводит к усилению стресса. Его признаки - повышенный голод, сонливость, проблемы обучаемости и внимания. Избегайте с детьми спешки и сложных заданий, каких-либо форм деятельности, не соответствующих данной возрастной группе. Вам поможет четкое выполнение режима, четкое планирование и доведение плана дня до детей. Помните, что детский лагерь, где дети отдыхают и общаются посредством адекватных форм взаимодействия. Роль вожатого - обеспечить детям это.

16. Побег. Иногда такое происходит. Как правило, это делают дети, склонные к таким действиям, и, как правило, они уже имеют такой опыт. Задача вожатого в такой ситуации - сообщать об этом администрации лагеря. Как профилактика этого: вожатый в начале смены собирает списки детей с адресами и телефонами, четко соблюдает все инструкции, отслеживает состояние детей, всегда знает, все ли дети с ним.

17. Демонстративное поведение детей. Оно бывает разным и очень часто мешает вожатому. Наиболее верный способ - наедине сказать ребенку свои чувства, которые Вы испытываете, когда сталкиваетесь с такими формами поведения. Затем можно узнать, чего он хотел добиться таким поведением и предложить адекватные формы поведения. Последнее можно сделать вместе с психологом лагеря.

18. Агрессивное поведение. Достаточно часто встречается у подростков. Внутренняя причина агрессивного поведения - страх перед чем-либо. Часто ребенок его не осознает. Чаще всего это страх потерять себя или уважение, любовь других. Следует принят ребенка: "Бывает, что дети дерутся (ругаются и т.д.)" и "поднять" его. Показать, как можно выразить свой гнев неагрессивно. Можно обратиться по этому поводу к психологу лагеря.

19. Дети, которые ни в чем не участвуют. Встречаются такие "наблюдатели" по жизни. задача вожатого - создать условия для успеха ребенка и организовать формы взаимодействие детей, соответствующие их полу и возрасту, их интересам. Как правило, такие дети избирательно участвуют в каких-либо делах. Не толкайте их, позволяйте им выбирать. Поддерживайте их, когда они решились быть активными.

20. Ругается нецензурными словами. При всех четко и спокойно скажите ребенку, что вы чувствуете по принципу: "Когда ты говоришь такие слова, у меня возникает чувство:" и далее "Я хочу, чтобы на нашем отрядном месте не звучало этих слов". Будьте готовы к тому, что ребенок не сразу поймет это. Дайте ему время. Главное - оставаться спокойным и твердым.

21. Ребенок нарушает правила поведения. Часто у взрослых возникает ощущение, что ребенок это делает "назло". Рудольф Дрейкурс считает, что в основе любого нарушения лежит один из четырех мотивов:

Привлечение внимания

Избегание неудачи

Разберитесь, какой мотив движет ребенком в Вашей ситуации и помогите ему реализовать свое поведение.

22. Ребенок отказывается дежурить в столовой. Сначала поговорите с ним один на один, выясните, почему. Бывает, что у ребят остатки еды вызывают чувство брезгливости. В таком случае можно предложить ему другую работу. Бывает, что ребенок себя плохо чувствует. Бывают другие причины. Напомните ему о том, что все ребята из вашего отряда участвуют в дежурстве, весь отряд несет ответственность, чтобы накормить дружину, и не стоит подводить ребят из своего отряда. Ребята не поймут тебя и могут обидеться на тебя.

23. Отряд трудно собрать на отрядном месте. Как правило, такие трудности испытывают опытные вожатые и вожатые "пофигисты", которые не работали в самом начале смены над дисциплиной. Таким образом, основное, что сделает детей управляемыми, - это формирование дисциплины. Помогут Вам в этом, прежде всего, Ваша дисциплинированность, четкое соблюдение режимных моментов, планирование дня и подбор форм взаимодействия детей, адекватных возрасту, выполнение всех необходимых мероприятий оргпериода и авторитетный стиль руководства в оргпериод и во время выполнения режимных моментов. В первые дни смены собирать отряд на отрядном месте лучше вдвоем. Один вожатый может затеять игру на отрядном месте с теми, кто пришел, или играть на гитаре. Другой обходит палаты.

24. Отряд проиграл. В таких случаях дети могут возмущаться. Младшие часто плачут. Помогите детям достойно принять поражение: 1) сначала пусть они отреагируют свои эмоции; 2) когда эмоции сойдут, объясните, что проигрыш - это всего лишь одна из ступенек к победе, если концентрироваться не на том, что сделали не так, а на том, что надо было сделать, чтобы выиграть, или что позволило соперникам выиграть; 3) подведите итоги: что следует делать, чтобы выиграть.

25. Ребенок ябедничает про других. Чаще всего это делают для того, чтобы привлечь Вас в защиту или чтобы Вы реализовали желания ребенка. Например, "он обзывается на меня" - ребенок, как правило, хочет, чтобы Вы его защитили или наказали обидчика. Пригласите обидчика и втроем разберите ситуацию. Как правило, в ней не правы оба ребенка. Скажите обоим, в чем они не правы и помирите их.

26. Отрицательный лидер. Бывают группы. в которых ребенок встает в оппозицию с вожатым, нарушает требования и вокруг собирает группу. Скорее всего, он хочет власти и внимания. Подружитесь с ним, примите его, заключите с ним договор, покажите, как конструктивно стать лидером. Но не спорьте с ним и не "роняйте" его в глазах других.

27. Отпускают "сальные" шутки. Чаще всего это делают старшие мальчики. Делают это для того, чтобы "проверить Вас на реакцию", провоцируют. Спокойно скажите, что "парни часто устраивают такие проверки, но вы просите в присутствии девочек не шутить так и не говорить резких слов". Будьте готовы к тому, что такая ситуация может возникнуть еще. Но при Вашем адекватном реагировании это скоро прекратится.

28. Девочка от 11 до 14 лет часто плачет. Как правило, она жалуется на какие-то проблемы Вам, как лицу, которому она доверяет, и при этом плачет. Вам уже начинает это надоедать. Скорее всего, это девочка с истерическим складом личности. Ее цель - получить как можно больше Вашего внимания, и чтобы все это видели. Скажите ей, что такие ситуации, как у нее, бывают, и Вы уверенны, что она может справиться с ними сама, а Вы сейчас заняты.

29. Ребенок обманывает. Обсудите с ним ситуацию, когда он Вас обманул. Объясните, каковы последствия этой ситуации для него, для Вас, для других. Важно, чтобы он понял, что обманывать не стоит, это ведет к негативным последствиям, самое главное - он теряет доверие у других.

Другие особые ситуации могут встретиться у Вас в отряде. Если чувствуете, что не знаете, как выйти из них, обратитесь к администрации лагеря, к психологу. Когда вы приглашаете к психологу ребенка младшего и среднего возраста, помните, что им малознакомо слово "психолог", их первая реакция: "Что, я псих?". Поэтому скажите им что-то вроде: "У нас на отряде лучше не плакать, пойдем туда, где можно плакать" или "Пойдем в комнату, где мы можем с тобой вдвоем поиграть и поговорить".

1977. Лето. Юрмала.
Я тогда работал со своей молодой женой практикантом вожатым в пионерлагере КПрибво (Прибалтийский Военный Округ. слава богу нынче сдох безвозвратно… хотя..)
И история вышла такая…
Кстати, по сути, мало отличимая от нынешней карельской.
Только там обошлось без жертв.
Впрочем, именно тогда во мне пионер окончательно умер… Дал дуба.

Лагерь располагался на побережье и состоял из отдельных домиков на отдельных территориях. Это же золотое дно!
И администрация делала все, чтобы дети отказались от продолжения отдыха к середне смены. Делала это со знанием дела, устроив там армейские порядки. Начальником лагеря был некий бывший полковник Телегин… Мрачная личность бороздившая пространства вверенной территории как городской военный патруль в поисках самовольщиков…

Так вот, когда лагерь редел, отряды объединяли и укрупняли. Домики освобождались и их конечно же сдавали дикарям, коих было немало. Бабло делили.

Наш отряд размещался вдалеке от главной усадьбы и Телегин ни разу не заглянул в наше хозяйство. Пронесло...

Во первых, мы отменили все эти ранние подъемы, эту уборку территории и даже зарядку.
Нафик!
Мы вставали, умывались и шли отрядом с песнями из мультиков на центральную усадьбу в столовую, завтракать.

Потом на море, в котором утонуть можно только у берегов Швеции, когда туда пешком придешь, но погранцы же пустят, пристрелят…

Затем обед, тихий час и вечерние игры с костром, печеной картошкой взятой в обед с кухни, песнями под гитару, страшными историями из томика Конан Дойла и даже вечерняя прогулка к морю, что было запрещено категорически…

Так вот наш отряд, из 12 летних пионеров, который мы сплотили и подружили так что на родительском дне (мы сделали там постановку "Тома Сойера" и это был мой первый театральный опыт) родители подходили к нам и благодарили, сильно удивляясь на то, что дети не хотят домой, а наоборот, хотят остаться еще на одну смену...

Так вот, после этой педагогической удачи, замдиректора лагеря с опухшими от ночных попоек буркалами заявляет, что наш отряд расформировывается и переезжает.
Мы высказались категорически против на что нам было указано как на непонимание политики планового отдыха.

Я отказался сообщать это решение администрации детям.
Так и сказал: Вы приняли такое решение, вот и объясните почему их дружба должна внезапно прерваться.

Замдиректора лагеря фыркнула и приказала построить отряд.

Ну, все построились как последняя рота дуболомов Урфина Джюса оживленная остатками волшебного порошка.
Она бодро сообщила о решении командования лагеря, что их тупо располовинят.
Дети уныло спросили: А Лена с Женей будут в новом отряде?
Нет! - отрезала строгая тетя в пионерском галстуке. У них практика закончлась.
И тогда мальчишки нашего отряда заорали: Ну и у нас тогда закончился отдых!
И через забор, и на станцию.
Дама завопила: Женя, немедленно остановите детей!
Я не тронулся с места.

Вечером приехали родители детей с требованием объяснить ситуацию и почему дети самостоятельно покинули лагерь. Им разъяснили.
Свалили все на наше воспитание, отсутствие дисциплины и вольнодумство. И главное, что наша педагогическая практика не засчитана. Вот тогда я вышел к морю, посмотрел на далекую Швецию и порвал свой паспорт …
За Державу стало невыносимо противно.

Был 1977 год. Мне 20 лет.

Евгений Донской, второй оператор к/с "Мосфильм" и клипмейкер

Как определить ценность камня? В этом поможет, конечно, специалист в данной области. Также Вы сами можете воспользоваться ресурсами интернета и узнать натуральный камень или нет. Более детально ознакомиться с информацией можно на сайте http://www.catalogmineralov.ru.

В одном лагере была одна очень красивая девочка. И один раз в том лагере был конкурс красоты и эта девочка победила. Другие девчонки не хотели чтобы она была самой красивой и оторвали ей ноги. И это девчонка умерла. Потом в следующим году в этот лагерь приехали другие ребята. И когда все спали эта девочка которая умерла пришла и начала шикотить ноги одному мальчику. Потом пришли вожаки и подумали что сон и ушли. На следующую ночь так же пришла эта девочка и не шикотила а чуть чуть царапала. И вожаки подумали что такое. И на следующую ночь один вожак пошёл и лёг возле этого мальчика и увидел что эта девочка пришла и начала царапать ноги этому мальчику до крови. А потом ещё на следующую ночь эта девочка оторвала ему ноги. Вожаки потом узнали что была в этом лагере в прошлом году. И узнали про эту т девочку. А этот мальчик умер. И теперь он ищет женские ноги чтобы так же их шикотить потом царапать а потом оторвать.Так что закрывайте ноги ночью.

Я и мой товарищ по роте, вольноопределяющийся Павел Москаленко, пришли часов около одиннадцати из города в лагерь. Москаленко только что приехал из отпуска, а я вышел из лазарета, где провалялся недели две с вывихнутой ногой. На следующий день рано утром нам надо было идти на стрельбище, верст за пять от лагеря, — вот мы и решили с Москаленко переселиться на все время стрельбы ко мне в барак, чтобы не опаздывать и не подводить фельдфебеля и себя.

Барак этот уступил мне за ненадобностью батальонный адъютант, который в городе часто забывал чинопочитание и угощал меня у себя крепким чаем, крепкими папиросами, пехотными анекдотами и топографическими характеристиками местных, наиболее «фигуристых», по его выражению, дам. Барак, иными словами маленький некрашеный домишко из досок, имел три шага в ширину, четыре в длину; крыльцо выходило на заднюю линию палаток, единственное небольшое оконце с проволочной сеткой вместо стекла (для воздуха и от мух) смотрело прямо в поле.

В лагере было тихо — спали. В фельдфебельской палатке тускло просвечивал сквозь полотно огонь, но пока мы стояли перед бараком и курили, и он погас.

— Отворяй! — сказал Москаленко.

Спать еще не хотелось, да и на дворе было хорошо: полная луна, ясное небо, тепло, белые палатки, перед крыльцом шелестела березка, по временам из ближайших палаток доносился мелодический хоровой храп. Но вставать чуть свет, когда не выспишься, тоже не сладко, — приходилось ложиться.

Я сунул руку в один карман — нет ключа, в другой — тоже, в кармане для часов ничего, кроме часов, не было. Ловко!

— Ключ забыл. Должно быть, в новых шароварах остался… Фу, свинство какое!

— Рохля, тетенька. Ну что ж, кража со взломом, дело — пустяк.

Он вытащил штык, подошел к двери и продел его было сквозь шейку нового медного замка, висевшего в кольцах. Мне стало жалко замка.

— Постой, можно ведь и через окно.

— А сетка?

— Сетку отдерем, долго ли?

Мы обошли барак, отодрали с одной стороны окна сетку, загнули ее и полезли. Москаленко первым. Но так как он был толст и притом плотен, то удалось ему это с большим трудом, да и порванная сетка мешала — царапала руки. Я его слегка подсадил; когда он проводил сквозь окно наиболее широкую часть своей фигуры и застрял, я не удержался от искушения, стащил со штыка ножны и со вкусом смазал ими Москаленко. Средство помогло: Москаленко отчаянно заболтал ногами, сказал басом: «Халява, чего дерешься!» и исчез за окном. Я пролез легко и так как надвинул предусмотрительно на лицо фуражку, то ожидавший меня щелчок и пришелся по фуражке, а не по лбу. Предусмотрительность эту я, впрочем, от Москаленко скрыл.

Зажгли лампу.

Теперь надо как можно точнее описать внутренность барака. Против окна с продранной сеткой — дверь на замке: верхняя часть двери, стеклянная, была завешена кисейной занавеской. Справа и слева сплошные дощатые стенки, пол тоже дощатый. Вдоль левой (если стоять лицом к окну) стенки стояла прочная железная кровать с тонким, как войлок, слежавшимся тюфяком и узкой длинной подушкой. Кровать упиралась изголовьем в угол у окна, перед окном, касаясь боком кровати, стоял небольшой столик. Вдоль правой стенки, ближе к дверям, лежал туго набитый соломой сенник, под столом валялся маленький продавленный чемодан, а на столе горела тусклая длинношеяя фаянсовая лампа с длинным круглым фитилем.

Я достал из чемодана белье, постлал себе и Москаленко постель и, отстегнув ремешок, стал раскатывать шинель, которая служила мне одеялом. Москаленко сел на сенник и принялся, отдуваясь, стаскивать сапоги.

— Завтра, коли ветра не будет, все пять попаду… — проворчал он, рассматривая на свет внутренность сапога.

— Значка захотелось? — поддразнил я его.

— На кой черт.

Москаленко положил под голову свой мешок, лег и повернулся к стенке. — Так, вообще, чтоб ротный не ел…

— Попади, брат… Небось станет за спиной, да начнет винтовку поправлять, все пули за молоком пошлешь.

— Не пошлем, будь покоен, — вяло ответил Москаленко, подбирая ноги. Через минуту он поднял голову, посмотрел мутными глазами на лампу и сказал:

— Туши, Шурка, лампу. Сидит, как сова. Завтра я тебя, черта, за ноги отсюда вытащу. — Последние слова он пробормотал так неразборчиво, словно у него за щекой лежала ложка с медом.

Я разделся и потушил лампу.

На полу против окна лег легкий лунный квадрат. На стене забелели ободки картинок из «Нивы». На сеннике, против кровати, мутно сквозила короткая фигура Москаленко: солома под ним затихла, послышался ровный всхрап, потом сильнее и еще сильнее.

Я лег на бок, натянул шинель на голову и закрыл глаза. Вкусный животный запах шинели и нагретый дыханьем воздух усыпляют очень скоро, и я бы через минуту-другую крепко уснул, как вдруг резкий треск в головах над кроватью и царапающий хруст сетки, на которой лежал тюфяк, вспугнули дремоту.

«Крысы, что ли», — подумал я и сбросил с лица шинель.

Я лежал совершенно неподвижно, вытянувшись пластом, ожидая новой дремотной волны.

Опять треск, но еще резче. Под головой звякнула сетка, выперла кверху подушку и, выгибаясь крутым медленным валом, осела под похолодевшими пятками. Снова толчок, вся сетка вздрогнула, в ногах приподнялись ножки кровати и с резким стуком ударили в доски.

Я вскочил. Зажег спичку, посмотрел под кровать: сапоги да старые газеты. Посмотрел на Москаленко — спит, повернувшись к стене. Совершенно ясно видел его все время… «Что это он такое устроил?» — подумал я (я решил, что он мстит мне за то, что я хлестанул его ножнами, когда он лез в окно). Спичка погасла. Но как он это делает? Привязал веревку, что ли? Нет, веревки не было, да и не похоже. У меня было совершенно такое впечатление, точно под кровать подлез медведь, прошелся ползком вдоль всей сетки, поднял на спине край кровати и хлопнул ножками об пол.

Мне стало досадно, хотелось спать, завтра вставать на заре, а тут приятель представление устраивает. Еще притворяется, каналья, храпит.

Я подошел к Москаленко и растолкал его.

— Ты что, Павлушка, дурака валяешь? А?

— Чего? Чего? Чего?..

— Нечего ломаться. Что ты тут устраиваешь — спать не даешь?

Москаленко сел на сенник и локтем протер глаза: «Я не даю?! Это ты мне спать не даешь, свинья египетская!»

— Ложись на мою кровать, Павлушка. Пожалуйста.

— Что еще за фанаберии такие?

— Не все ли тебе равно? У меня от этого матраца спина болит, а ты толстый…

Москаленко, ворча, перешел на кровать, а я полулежа скорчился на сеннике, лицом к Москаленко, и зажал в руке коробку спичек. Одну спичку вынул и держал наготове, приложив к спичечной терке. А ну-ка!

В комнате были видны все предметы. Напротив, на кровати, белела спина Москаленко. Тишина.

И вот опять: звякнула сетка в головах, характерный тугой звук сильно придавленных пружин прокряхтел по всей сетке, секунда — и еще более крепкий удар ножек об пол.

Я чиркнул спичкой: под кроватью старые газеты и сапоги, на кровати сидит, выпучив глаза, Москаленко и спрашивает:

— Что за черт, а?

Я рассказал ему, в чем дело, но так как ему и мне хотелось сильно спать и были мы оба люди не суеверные и со здоровыми нервами, то опять-таки ничего, кроме недоумения, мы не ощутили.

— А зажги-ка лампу! — сказал, слезая с кровати, Москаленко.

Я зажег. Обшарили все углы, вытащили из-под кровати сапоги и газеты, заглянули даже в ящик стола — нигде ни щелочки, мышь не проберется. Дверь закрыта. Ничего не понять!

— Давай-ка ляжем вместе, — предложил я.

— Сейчас.

Москаленко достал из шаровар заряженный бульдог, положил его под подушку и лег на кровать. Я зажал в руке спички, потушил лампу и лег рядом.

Кровать тяжело ухнула под нами и успокоилась. Прошла минута, другая, третья: тихо.

И вдруг опять все по той же программе, но еще сильнее.

— Кто тут?! — заорал Москаленко. — Буду стрелять!

Ни звука.

— Зажигай спичку, Шурка!

— Постой… — Мне самому очень хотелось зажечь спичку, но я решил посмотреть, что из всего этого выйдет.

Кровать чуть-чуть поскрипывала, словно собираясь с силами. Стучали часы на столе, торопливо и гулко стучало сердце — мое или соседа, трудно было разобрать. Прошла еще минута. Снова хрустнула сетка, но на этот раз случилось нечто необыкновенное: кровать встряхнулась, словно мокрая собака, приподнялась и ударились ножки у нас под головами, сетку выперло горбом и перекатывало к ногам и обратно, вся кровать содрогалась, словно под ней барахталась дикая лошадь, — и, вдруг двинув вбок прижатый к ней столик, отделилась ребром от стены, сбросила нас, как котят, на пол и остановилась.

Я поднял дрожащими руками оброненную коробку и зажег спичку. Матрац валялся, изогнувшись, как французское S, у ног, кровать полулежала боком у стены, сквозь сетку видны были доски пола и коробка из-под папирос. Москаленко, бледный, вероятно, не меньше, чем я, сидел на полу и бессмысленно ухмылялся.

Я зажег лампу, сразу стало мирно и обычно, точно ничего и не было. Москаленко закурил от лампы папиросу, посмотрел на свои босые ноги и хрипло сказал:

— Что за дичь такая? Как ты думаешь?

— Не знаю, никогда ничего такого со мной не было.

— А все-таки, как ты думаешь?

— Не знаю, — что же больше я мог ему ответить…

— Пойдем, что ли… Или еще посидим? У меня и сон пропал, больно, брат, диковатисто…

— Посидим, — согласился я.

При лампе казалось, что все это должно как-нибудь разрешиться самым обыкновенным образом, а любопытство заглушало подымающийся страх.

Поставили на место кровать, положили тюфяк. Я надел сапоги и шаровары, сунул в карман найденный в ящике стола огарок, завернул лампу и сказал:

— Сядем в углу на сеннике и будем ждать. Хорошо?

Мы сели, подогнули под себя ноги, крепко взяли друг друга за руки, чтобы окончательно убедиться, что никто из нас не дурит, и замерли. Спички лежали на полу рядом.

Но проходила минута за минутой, и все было спокойно. Стучали часы, стучали сердца, шуршали листья за дверью. Становилось холоднее.

Тогда мне пришла в голову мысль, — как пришла, не знаю, так как за секунду до того я не знал, что я это сделаю. Я повернулся лицом к постели, еще крепче сжал руки Москаленко и убежденным, ровным, холодным тоном (хотя мне было так трудно говорить, точно меня давили за горло) сказал:

— Если тут что-нибудь есть, — какая-нибудь незнакомая сила, которой от нас что-нибудь нужно, — то пусть она докажет, что она разумна… Пусть докажет! На столе лежит моя фуражка. Если это на что-нибудь нужно, пусть моя фуражка… сама собой… перелетит… на кровать… Пусть!

Легкий шорох, в полумраке мелькнуло белое пятно, я, задыхаясь, зажег спичку и, боясь верить глазам, покосился: на кровати лежала моя белая фуражка! Кое-как зажег свечку. Москаленко молчал и смотрел то на меня, то на фуражку. Вдруг он встал и быстро стал одеваться.

— Чего ты? — шепнул я, пересиливая сердцебиение.

— Надо доложить дежурному по лагерю.

— Постой, балда, — сказал я, когда он оделся. — Что же мы ему докладывать будем?

— Да все, что было.

— А если он не поверит?

— Приведем. Дело, брат, особенное, леший бы его драл! — хмуро ответил Москаленко, надевая на ремень штык.

— А если при нем ничего не будет? Да и придет ли он еще?.. Так он тебе и поверил. Просто подумает, что с ума посходили, или еще хуже, что нализались, как свиньи. Что тогда?

— Н-да, — протянул Москаленко и сел на сенник. — Что же делать-то?

— Ты боишься?

— А ты?.. — спросил Москаленко.

— Неприятно! Подождем еще… Такая история, может быть, раз в тысячу лет случается, а мы сдрейфим… удрать-то всегда успеем.

При свече, как и при лампе, непонятное уже не пугало. В двадцати шагах за дверями спали солдаты, спички и оружие были под рукой, притом же нелепая ночная история начинала злить, хотелось довести ее до конца.

— Подождем, — покорно сказал Москаленко, уставившись на свечку. — Только ты, Шурка, вопросов этих дурацких больше не задавай, а то не останусь.

— Не буду, — ответил я тихо.

Когда огарок погас, я ясно почувствовал, что я и не мог задать больше ни одного вопроса. Я вдруг крепко поверил, что, если бы в ночной полумгле раздался ответ, — какой бы то ни было ответ той невероятной неведомой силы, которая перебросила мою фуражку со стола на кровать, я бы не выдержал этого. Разорвалось бы сердце, или лопнуло что-нибудь в мозгу, или я, высадив дверь, бежал бы с диким воем вдоль лагеря, пока бы не упал лицом в землю…

Я высунул голову в окно, посмотрел на ясную спокойную луну, глубоко вдохнул свежую ночную струю и успокоился.

Что было еще? Почти ничего. Мы с Москаленко стояли, растопырив ноги, на кровати, упираясь изо всей силы в ее спинки, мы весили оба по меньшей мере девять пудов — и все-таки кровать содрогалась под нами, как живая, и била, сотрясая барак, ножками об пол… Мы упирались руками в железные полосы спинок и, странно вспомнить, хохотали, потому что мы уже ПРИВЫКЛИ к небывалому и неслыханному нами явлению. А потом, когда нам надоело, я соскочил на пол, а Москаленко лег на край кровати, свесил под кровать голову, вытянул перед собой руку с бульдогом и шепотом, точно боясь, что его кто-нибудь мог услышать, попросил меня сесть рядом на пол со спичкой наготове. При первом движении кровати я должен был зажечь огонь…

Но мне вдруг стало неудержимо смешно, и, когда кровать снова хрустнула, я, вместо того чтобы зажечь спичку, быстро сказал:

— Приказываю тебе, приказываю тебе! Цапни его за волосы!

Что почудилось Москаленко — не знаю. Но он, как бешеный, вскочил с кровати, наступил мне сапогом на грудь и бросился к окну… Я уронил спички и, в смертельном страхе, что останусь в бараке один и без огня, схватил его за плечи и стал оттаскивать. Перевернули стол, опрокинули лампу, Москаленко сдавил меня под мышками так, что у меня загудело в голове, но я как-то вывернулся и, двинув его в бок, вылетел, царапая руки и шею, в окно, головой в мягкую траву. Через минуту на меня свалился Москаленко, вскочил на ноги и плюнул:

— Тьфу! Чтоб ты погиб со своим помещением вместе…

— Показалось! Еще спрашивает, свинья персидская. Стану я тебя еще ждать, чтоб показалось… Ничего не показалось. Тьфу!

Через десять минут мы уже спали, как каменные, в фельдфебельской палатке на чьей-то подвернувшейся шинели, — а днем, придя со стрельбы, долго стояли в недоумении перед невзрачным сереньким бараком и удивленно переглядывались: что, мол, за чепуха такая? Но когда Москаленко сломал штыком замок, то оказалось, что не совсем «чепуха»: крепкие ножки кровати были согнуты крючком, в полу под ножками были глубокие выбоины и царапины, точно кто-нибудь скакал на одном месте по полу на железном костыле…

На следующую ночь привалила ватага вольноопределяющихся (Москаленко не удержался и рассказал им о нашей ночной истории). Конечно, ничего не повторилось. Вольноопределяющиеся пили водку, хватали друг друга за нос, рассказывали пещерные анекдоты, потом зажгли лампу и проиграли до зари в банчок (я не был, мне передавал Москаленко), — о нас же единогласно решили, что мы попросту были пьяны, как каптенармусы…

В бараке я больше не ночевал. Вещи перевез в тот же день в город и поселился у знакомых на даче, возле лагеря. Кровать осенью продал старьевщику и о дальнейшей ее судьбе ничего не знаю…

* * *

Я знаю — никто не поверит тому, что все рассказанное здесь правда. Больше того, если б я сам прочел такой рассказ, я тоже никогда бы не поверил, что все это могло случиться… И все-таки это было именно так, как я рассказал. В памяти сохранилось все до последней подробности, хотя с тех пор прошло уже десять лет. Мне очень бы хотелось, чтобы в моей жизни не существовало этой ночи, так было бы спокойнее, потому что теперь я не знаю, что делать моему сознанию с этим острым и нелепым случаем. Ведь я-то сам не могу себе сказать, что его не было.

Написал же я этот рассказ вот для чего: когда-нибудь люди, вероятно, будут знать, что им делать с такими фактами, — и вот тогда, может быть, мое правдивое и подробное описание окажется нелишним.

А пока считайте, что это был «рассказ». Еще один рассказ. Пусть так…

Примечание

Аргус. Спб., 1913. № 1. С. 98—103.

Рассказ под-черкну то документален и автобиографичен. В выписке из служебного листа рядового из вольноопределяющихся 2-го разряда Александра Михайловича Гликберга говорится, что на военную службу он был призван 1 сентября 1900 года и проходил ее в 18-м пехотном Вологодском полку, откуда был уволен в запас 25 октября 1902 года (РГВИА, ф. 2212, оп. 4, д. 162, л. 147). В начале века полк базировался в Житомире.

Вольноопределяющийся — так в России именовали военнослужащих срочной службы, давших добровольное согласие отбывать воинскую повинность (не прибегая к жребию, могущему освободить их от армии). Для этого надо было иметь образовательный ценз не ниже гимназического и сдать специальные экзамены. Приравненные к рядовому составу, они имели некоторые льготы по сравнению с простыми солдатами. Так, срок службы их был равен 1-2 годам, вместо обычных 3-5 лет.

Бульдог — револьвер с коротким стволом, калибра 5,6—12,7 мм, выпускавшийся в конце XIX — начале XX века.

Каптенармус — унтер-офицер, заведующий армейским имуществом и провиантским довольствием.

…с тех пор прошло уже десять лет. — Если рассказ написан в 1912 году, то, стало быть, речь идет о 1902 годе, что совпадает с временем прохождения поэтом службы в армии.

…никто не поверит, что все рассказанное здесь правда . — Собираясь побеседовать с Сашей Черным на мистические темы, Б. Лазаревский задал ему вопрос: «Скажите, Александр Михайлович, почему есть люди, которые так упорно отрицают все, что выше их понимания?» В ответ он услышал: «А вот потому самому, что это выше их понимания» (Лазаревский Б. Последний разговор//Россия и славянство. 1932. 13 августа).

Наверное, это была история с которой все началось, несмотря мое на раннее сексуальное развитие. Однако, тем теплым вечером в летнем лагере, находившемся в лесу на берегу реки, ничего не предвещало далеко идущих последствий. Были поздние сумерки, я радостно прыгал на дискотеке второй час и был совершенно счастлив, когда ко мне подошел парень из соседнего отряда, "Тебя там пацан зовет". Я, не заподозрив ничего плохого пошел узнать чего собственно он хочет. В десятке шагов меня кто-то схватил за руку и резко и сильно дернул в кусты рядом с тропинкой. Все произошло так быстро, что я не успел ни опомниться, ни даже испугаться. За кустами группа парней скрутив меня и зажав рот, быстро утащила меня дальше в лес, за кусты и деревья, где было потемнее, а грохочущая музыка на дискотеке надежно скрывала любые посторонние звуки. Меня сильно и быстро швырнули на землю и начали быстро и деловито бить. Было уже довольно темно, удары сыпались со всех сторон, я не понимал, что происходит, сколько человек вокруг, за что меня бьют. Вырваться я не мог, меня все время сбивали с ног. Я был настолько сбит с толку, что даже кричать не догадался. Наконец, они расступились кругом, я валялся на земле, оглушенный и полностью дезориентированный.
"Ну что понравилось?", спросил один из них?
"Пацаны, вы чего?"
"Сам знаешь за что, козел"
"Ничего я не знаю"
"Щас узнаешь"
Один из них резко меня толкнул к другому, тот с ударом отшвырнул меня обратно. Они кидали меня внутри круга, били и выкрикивали оскорбления. Через какое-то время толчки прекратились, я упал на колени.
"Ну что? Теперь понял?"
"Да что понял-то? Что вы ко мне пристали?" Я не знал, что они хотят. Несколько минут назад я был на дискотеке с друзьями, все было замечательно, а теперь в лесу меня бьют непонятные пацаны. Все было просто неправдоподобно.
"Все еще упорствует"
"Щас вломим ему". Они снова кинулись на меня. Удары шли один за одним. В лицо не били, били по всему телу, по рукам и ногам.
"Не бейте, пожалуйста", взмолился я.
Через какое-то время они опять расступились. Я чувствовал себя ужасно. Я был испуган и деморализован. Что это было и как долго собирается продолжаться? Я лежал на земле и у меня болело все тело.
"Не бейте, не бейте больше, пожалуйста. Что вам нужно? Я все что хотите сделаю. Не бейте больше"
"Смотри как заговорил. Что хочу сделаешь, да? Все что хочу?"
"Ну а что вам надо? Что вы от меня хотите?" Я привстал на колени.
"Пацаны? А может развлечемся с ним, если он такой тупой и борзый?" Все вокруг заржали.
"Давай его опустим, раз он что хочешь сделает. Все равно надо его наказать, чтобы знал."
"Вы что, одурели?" Я попытался встать, чтобы уйти от всего этого. Кто-то ударил меня сзади. Я внезапно упал. В голове словно разорвалась бомба, по лесу запрыгали разноцветные искорки. Силуэты пацанов качались вокруг.
"Да вы что? Вы что? С ума что ли сошли? Я вам не соска. Пошли вы на***". Почему я сказал соска? Это толкнуло тот камень, который вызвал лавину.
"Ты кого на*** послал? Ты пацана послал. Сам сказал, что соска. Урод. Сейчас точно напуляем - будешь соской."
"Сам сказал. Щас сосать будешь, чмо. Соси давай." Один из них оттянул трусы. Я стоял на коленях, пацаны были явно старше и член, который уже стоял торчком перед моим лицом, в сумерках казался огромным. Пацанов видно заводила ситуация, мне же все казалось странным сном. Откуда они все взялись? Почему я? Они что, серьезно? Да, это просто розыгрыш.
"На колени, урод. Соси давай. На колени, сказали!"
Я отказался. Тогда пацан слева сильно ударил меня в живот. У меня все оборвалось внутри и перехвалило дыхание.
"Смотри, рот разевает. Хочет-хочет. Сейчас будет сосать, тварь."
Я не успел даже встать. Меня снова ударили в живот. Я окончательно потерял дыхание и только раскрывал рот. Я не мог ни крикнуть, ни вдохнуть. В какой-то момент я почувствовал, что мне в рот вставили член. Кто-то схватил сзади за голову и начал водить ей взад и вперед. Мне стало немного немного легче, я вдохнул и начал было кричать, но член засунулся уже глубоко и крика не получилось. Я пытался усиленно вырываться, но меня крепко держали.
"Соси. Соси. А, сосет. Молодец."
Я не сосал. Я просто задыхался на члене, который забивал мне рот, как кляп. Руки сзади отпустили голову, я вырвался и попытался отдышаться.
"Что, п****с, понравилось?"
Я хотел сказать, что они уроды, но вместо слов у меня вырвался только какой-то стон. Все клокотало внутри, насколько могло. Я был избит, дезориентирован и совершенно обессилен. Пацаны захохотали.
"Стонет, соска. Понравилось."
"Соси давай сам, а то живой отсюда не уйдешь. Все равно уже сосал, аж мычал."
Дело принимало неприятный оборот. Действительно, где я никто не знает, уже стемнело. Они меня тут убъют.
"Соси давай по-хорошему, а то все узнают, как ты на *** мычишь."
Я пытался что-то придумать, но мысли сбивались в какую-то кучу. Все горело от боли и стыда. Кто они? Все равно член уже в меня засунули. Всем расскажут. Стану посмешищем. Прохода не будет. Убежать из лагеря? Я даже не знаю куда идти. А вещи? Что дома скажу родичам? Ничего не сделать. Один из них подступил совсем вплотную и начал тыкать своим членом мне в лицо.
"Рот открыл. Быстро рот открыл. Соси. Соси, сука."
"Да быстро отсосешь одному и все. Что бы знал, как не надо поступать. Мы никому не скажем."
"Да только разик. Никто не узнает. Ты что пацанам не веришь?"
Он водил своим членом по моим губам. Все было как в тумане. Я понял, что они не успокоятся. Ничего сделать было нельзя. Голова болела и кружилась. Они меня убъют тут. Все равно уже член засунули. Теперь не отвяжутся. Может, если отсосу, ничего не расскажут. Лишь бы никто ничего не узнал. Вроде темно и не видно. Внезапно кто-то сзади схватил меня за руку и вывернул ее, я вскрикнул. В ту же секунду в рот ворвался член и начал елозить вперед назад. Я не успел даже попробовать его выплюнуть, как пацан задергался и в рот мне толчками полилась теплая горькая противная клейкая масса. Я понял, что он кончил мне в рот. Все пропало. Они меня завафлили. Я попытался выплюнуть, но только размазал все по лицу. В лицо мне посветили фонариком. Я зажмурился.
"Сука. Жмуриться от удовольствия."
"Смотри, конча на нем. Вафлер. Вот шлюха."
"Дай, я теперь."
Они быстро поменялись местами.
"Соси, а то убью, урод." Больше ничего не оставалось. Все равно уже все случилось. Они совали в меня члены и кончили в рот. Хуже уже быть не может. Может не будут больше бить. Ничего не остается. Я открыл рот и взял сосиску этого второго в рот. Член у него был не очень большой и не очень твердый. Я не знал, что делать дальше и сидел на коленях с членом во рту.
"Соси, че сидишь?" Пацан схватил меня за голову и начал насаживать на член. Я задыхался и отплевывался. Он запихивал в меня свой стручок, нажимая мне на голову. Когда он переставал давить, я отпихивался и отталкивал его от себя. Я совершенно не понимал, что делать и как избавиться от этого кошмара.
"Ты урод", - он вытащил член и ударил меня кулаком, - "Сосать не умеешь? Соси, а не кашляй." Все вокруг засмеялись.
Я взял член в рот и начал пытаться сосать, как леденец.
"Во, уже лучше. А говорил не умеешь. Соси, вафля."
Я продолжал сосать. Я ничего не говорил им умею я или не умею. Прошло всего несколько минут, меня притащили сюда, избили, заставили сосать. Если кто-то об этом узнает, мне конец. Ничего уже нельзя изменить. Кто они вообще? Сказали только один раз. Может я не первый? Может они уже заставляли кого и я просто не знаю? Все болело. Кто-то дрочил рядом. Я сосал и думал, как вырваться из этого кошмара. Было больно и стыдно. Стыдно даже больше, чем больно. Никому нельзя рассказать. Второй пацан начал насаживать мою голову на свой членик сильнее и быстрее, застонал и начал кончать. Я попытался высвободиться, но лучше бы я этого не делал. Я выплюнул его член в тот момент, когда из него начали стрелять мутные струи, и он залил мне глаза и нос. Все захохотали.
"Не хочешь что ли сосать?"
"Соси. **нул бы сейчас, да мараться не охота."
"Ништяк все. На-ка еще поработай." Ко мне подошел следующий с уже оголенной вздыбленной колбасой. Губы у меня пересохли, я машинально облизнул их. Кто-то заржал.
«Облизывается, еще хочет»
Что я мог сделать? Я открыл рот и нерешительно взял соленую головку в рот. Все продолжилось. Я пытался неумело сосать, пацаны ржали, отвешивали мне подзатыльники. Было ужасно стыдно и неприятно. Обиднее всего было, что это случилось именно со мной. Я слышал про другие похожие случаи, но что такое может произойти со мной просто не верилось. В голове бились сменяя друг друга мысли – «вот мрази», «только бы все скорее кончилось», «только бы никто не узнал». Не знаю сколько прошло времени, когда очередной подонок вылил мне в рот свои извержения. Я ужасно устал. Все тело болело, а сознание было как в тумане. Пацан достал свою колбасу и постучал мне ей по лбу. Очередной ржач.
«Вот видишь, уже послушнее стал, не дергается»
Подошел следующий. Я понял, что не хочу быть послушнее. Сжал губы, упал и замотал головой.
«Броню падла включил. Щас ему покажем.»
Кто-то с размаху пнул мне в ребра. И еще раз. Рывком поставили на колени. В рот уперся очередной член
«Соси, чмо. Не отлынивай. Ты что, всем сосал, а мне что-ли не будешь сосать? Не уважаешь пацана?»
Он пнул меня. «Соси.»
Я понял, что пощады не будет и надеяться не на что. Нерешительно открыл рот и начал сосать следующую елду. Этот держался долго и не мог кончить. У меня ломило челюсть. Слюна висела с подбородка и болталась при движениях. Болели отпинаные ребра. Пацан держал меня за уши, плотно прижимал к паху и пытался засунуть поглубже. Мне казалось, что я сейчас проблююсь. Постепенно мне становилось все равно. Я перестал упираться и он отпустил мою голову. После этого я механически сосал сам. Пацаны сменялись еще несколько раз, подходили доставали свои члены. Я уже привычно брал их в рот. Я не помню были они разные или они вставали по второму кругу. Кто-то совал мне член в глаза, кто-то заставлял ему дрочить. Глаза болели от попавшей в них спермы, было тяжело дышать, шею ломило, из носа выдувались пузыри, весь подбородок и майку залило слюной. Я вышел из забытья, когда очередной гад решил кончить мне в ухо. Я дернулся, но сил уже не было. Теплые плевки залили мне все ухо. Меня накрыла новая волна омерзения. Я упал ничком и не мог двигаться.
«Все пошли давай, а то на автобус опоздаем из-за этого.»
«Эй ты, соска, ты понял, чтобы ты так больше не делал?»
Сил отвечать не было. Что я делал? Что я не делал? Я понимал, что дела мои плохи.
«Ну все, кароч. Покедова, нам пора.»
Пацаны быстро свалили. Я полежал еще немного и начал приходить в себя. Дискотека кончилась совсем недавно. Слышно было, как все расходились и радиотехник с помошниками собирали колонки. Это было плохо, потому что я не успевал пробраться в домик, чтобы умыться, пока все вернуться. Вся гадость на мне начала засыхать в корку. Пришлось умываться в лесу в фонтанчике, боясь, что я что-то пропущу и все заметят. Добравшись до домика, я быстро пробрался в умывалку и домыл, что осталось. Я долго не мог уснуть и все думал, кто эти пацаны что же теперь будет. Внезапно, я понял, что страшно возбужден, член стоит - аж поднимает одеяло. Мне вспоминалась эта ситуация в сравнении с моим опытом, как я пытался отсосать свой собственный член и попробовать сперму на вкус. Ужасно хотелось дрочить. Я, потеряв всякую осторожность, побежал в туалет прямо во вздыбленных плавках. Когда я кончил, то понял, что член не унимается. Пришлось дрочить еще два раза, пока он упал и успокоился. Тяжело дыша, я попил воды и пошел в палату.
Весь следующий день я с опаской следил, знают ли окружающие, что вчера случилось или нет. Вроде никто не подавал никаких знаков. Через пару дней, я встретил дочь материной подруги, которая жила в лагере вместе со своим младшим братом. Она посмотрела на меня внимательно и спросила, «Понял, что бывает, если моего брата бить?» Я остановился, как вкопаный.
«В смысле? Ты о чем?»
«Будешь еще бить брата, еще не то будет. Я деревенских знаю. Понял, урод?»
Меня как током ударило. Незадолго до этого, ее брат увязался за мной с длинным хлыстом и норовил меня им хлестануть. Чтобы не ссориться с ним и с маминой знакомой, я убежал и залез на рукоход. Этот осел полез за мной, свалился и убежал с плачем. Выходит он настучал сестре, что я его избил, а та попросила деревенских, чтобы они на мне отыгрались.
«Дура ты **нутая», выругался я и пошел от нее прочь.
«Держись от брата подальше» крикнула она мне в след.
По счастью, история не имела прямого продолжения. Этих деревенских пацанов я больше не видел. Однако, жизнь моя с того момента изменилась все равно.